Мы побывали в гостях у известного московского художника Сергея Хрусталева, чья выставка недавно открылась в Рузском краеведческом музее.
– Я родился в семье, где были художники и артисты, а в доме часто звучала музыка. Моя тетя каждую неделю водила меня в музеи и театр, и это отложилось в памяти, хотя тогда я этого не осознавал. Папа был физиком-оптиком, реалистом и очень умным человеком. Он однажды сказал: «Ты не Репин». Когда я рисовал какие-то картинки, например, из мультика «Ну, погоди!», папа говорил, что это уже придумано, и если когда-то в своей жизни, став художником, я сумею заработать деньги, то только тогда смогу назвать себя профессионалом. Бабушка была единственной, кто поддерживал меня, – рассказал Сергей Хрусталев.
Мне очень повезло с учителями. Прежде всего это Николай Мартынов и Игорь Мидик, у которого я брал частные уроки. За год он мне дал больше, чем институт. Это был великолепный педагог. Он говорил: «Вы можете писать, как хотите, но это должно быть талантливо».
– Как узнать, талантливо или нет?
– Вопрос таланта очень сложен. Талант – это не ваша личная вещь, это то, что вам подарили, дали на время. Причём подарок с авансом, с предупреждением о том, что вас ждёт очень тяжёлый путь. Это только 10% вложений в успех. Остальные 90% – ежедневная работа. Только тогда может быть результат.
–А если у человека нет таланта, может ли он его восполнить это работой?
– На мой взгляд, нет. Человек без таланта может создать качественную вещь, но это будут единичные работы. Взять, например, Владимира Высоцкого. К нему можно относиться как угодно, но он талантлив, и с этим не поспоришь. Бездарный человек ничего не сможет принести нового в искусство. Какой смысл в работе, если она пустая? Писать плохие картины – зачем?
В искусстве нужно заставить человека поверить в то, что вы сделали, изобразили. Если перечитаете «Трёх мушкетёров», то поймёте, что в обычной жизни люди так не разговаривают. Это литературный текст, но вы в него верите.
– Потому что это выглядит естественно.
– Верно. Читатель должен поверить вам. Если это не срабатывает, значит, либо мастер наврал, либо зритель чего-то не понимает. Но зритель, как правило, эмоции чувствует. По крайней мере, должен чувствовать.
Но сейчас всё стало сложнее. В наше время, как говорила директор музея имени Пушкина Ирина Антонова, человека нужно удивить. Никто не хочет думать и напрягаться. Очень популярны стали постеры, любую картину можно заказать в виде репродукции. Но с оригиналом она некогда не сравнится, потому что мастер передаёт в работе свое настроение, состояние и заставляет зрителя «войти» в картину.
Эмоции – главное, что должен быть в творчестве. Импрессионисты позволяли себе написать на холсте фрагмент и остановиться. Этого было достаточно, чтобы выразить эмоцию. Хорошая картина каждый день меняется в зависимости от освещения, от вашего настроения и состояния. Этим она и цепляет.
Когда вы читаете «А зори здесь тихие», вы плачете. После такого произведения вам вряд ли захочется сделать кому-то больно. Скорее всего вы не станете перечитывать такое произведение, потому что этот опыт был тяжелым. Хочется хорошей развязки, счастливого финала. Если на концерте Шопена на глаза навернулись слёзы, это замечательно. Плохо, когда произведение не вызывает никаких эмоций, и думаешь: «Зачем пришёл на этот спектакль?».
– Как у вас получается передать эмоции?
– Я не знаю. Мне кажется, главное – не считать талант своей собственностью и не ставить в приоритет мнение публики. Михаил Чехов говорил: «Ни в коем случае нельзя думать о том, что подумает зритель, иначе чувства будут фальшивыми».
Ранние работы Пикассо великолепны, они мастерски выполнены. И то, что с ним произошло дальше, это его личный осознанный выбор. У него есть школа, техника, талант. А когда человек сразу начинает писать абстракцию, не имея базовых навыков – это путь вникуда.
– Говорят, чтобы уйти от академизма, нужно сначала к нему прийти.
– Хорошая школа должна быть в любом случае. Нужно знать основы живописи, как в любом другом искусстве. Сначала научиться, как правильно, а потом делать, как хочешь.
И есть еще нечто неуловимое, что невозможно объяснить. Например, моя жена Ольга могла бы стать великолепной художницей. Однажды она нарисовала свою подругу. Рисунок был сделан совершенно неправильно с точки зрения техники, но оторваться от него было невозможно, потому что она смогла передать характер человека. Портреты, которые Оля писала, передавали из комнаты в комнату в общежитии, где она жила во время обучения в институте.
– Вы говорите, что зрителя сейчас сложно удивить. А можете сравнить, чем отличается публика 80-х и 90-х от современной?
– Сейчас, как во времена Саши Чёрного, нужно «лить душистый мёд искусства в бездну русской пустоты», учить людей улыбаться и любить. Они забыли, как это делать, перестали чувствовать. Доброта уже воспринимается как болезнь. Люди перестали друг другу помогать, а подлость стала в порядке вещей. Все постоянно думают о деньгах, где и как их заработать. Вспомните старые фильмы (классику советского и зарубежного кино). Во времена Великой депрессии в Америке ставили прекрасные оперетты, которые назывались мюзиклами, чтобы человека поддержать. Всё о любви. В старых советских фильмах нет никаких намёков на секс: все чувства на кончиках пальцев, всё о душевных переживаниях. Интимное не показывалось. Но ни один сегодняшний фильм не обходится без мордобоя, убийства и секса. И нет ни слова о любви. Даже в рекламе: стабильная работа, стабильная зарплата, стабильный секс. Словно в голову человеку вбивается программа, которая не даёт самостоятельно чувствовать. А ведь это очень важно.
– Как удержаться на грани между тем, что хочется писать, и тем, что будет нравиться людям, что они будут покупать?
– Это вопрос выбора. Всем нужны деньги, но нельзя идти на поводу у зрителя. Однажды я услышал такую фразу: «Художник пишет для того, чтобы продать. Хороший художник продаёт то, что пишет». Оскар Уайльд сказал ещё лучше: «Лечите душу ощущениями. От ощущений вылечит душа».
Самокритика и талант художника должны идти вместе. Если самокритика будет занижена, вы будете ошибаться. Если она будет завышена, вы не сможете писать. Надо знать, что делаешь, чувствовать эмоцию, но при этом понимать, когда пора остановиться.
– Чернышевский считал, что не нужно ограничиваться изображением прекрасного. А как вы считаете? Что для вас прекрасное и что должен показывать художник?
– Это очень сложный вопрос. Им задавались все, не только Чернышевский, — и Толстой, и поэты Серебряного века. Я считаю, что нужно писать и то, и другое, но в правильном соотношении, чтобы неприглядное не преобладало.
По настоящей живописи можно прочитать историю. Картина «Иван Грозный убивает своего сына» – это история, и это неприглядная сторона жизни. Да, ужасное нужно отображать, но только тогда, когда в этом есть смысл. Такие работы предназначены для музеев. Картина «Апофеоз войны» Василия Верещагина гениальна, но её не повесишь в квартире.
— Где прошла ваша первая выставка?
— Первая выставка прошла зале на Остоженке благодаря моему первому покупателю Наталье Ардаевой. Это было около тридцати лет назад. Помню, остались хорошие впечатления. Сейчас мне помогает проводить выставки директор художественного салона «Художник-антиквар» Павел.
— Расскажите про свою необычную технику. Как вы к ней пришли?
– Раньше я писал на оргалите. Это хороший, удобный материал. но последние три года начал работать с холстом. На это решение повлиял Павел (директор художественного салона «Художник-антиквар»), он считает, что настоящие произведения искусства должны быть написаны только на холсте.
Мы не используем обычные холсты, Павел находит для меня старые, 80-х и 90-х годов, среднезернистые и обязательно хорошо прогрунтованные. Краски он тоже заказывает этого периода, которые сейчас не выпускают, или покупает у французского производителя.
Вместе с материалами изменилась и моя техника. Есть такой термин «последовательный контраст». Импрессионисты писали на дополнительных цветах, поэтому их работы живые. Когда вы ставите рядом с холодным цветом – тёплый, рядом с зелёным – красный, а с оранжевым – фиолетовый, когда вы умеете применять дополнительные цвета, ваша работа будет меняться при разном освещении. Этого можно добиться как кистью, так и мастихином. Но мастихин добавляет мозаику, и последнее время я работаю в основном им.
Я пишу в технике «а-ля прима». Это работа «с нуля», без подмалёвка и цветовых отношений. Нужно только выделить место, решить, что вы хотите написать и в каком объёме. Ощущения для картины я держу в голове. Первый мазок всегда гениален, у любого художника. Но вопрос – что делать дальше? Вы пишете 5, 10 сантиметров, а потом сюжет начинает диктовать картина. И если её не слушать, то ничего не получится.
– То есть, вы не придумываете сюжет заранее, а отталкиваетесь от того, что получилось?
– Да. От картины, от чувства. Надо следовать тому, что диктует картина. Мне жена говорит: «Слушай работу». Она была первой, кто открыл во мне художника. Это случилось ещё в институте. Оля тоже училась в МАПИ, только на филологическом факультете. Стала прекрасная поэтесса и выпустила свою книгу. Сейчас приятно вспоминать те годы: жили трудно, но интересно. Часто меняли квартиры, были молоды, беззаботны и ничего не боялись.
– Кстати, Павел рассказывал, что вы очень любите животных.
– У меня дома 11 кошек и две собаки, и всех их мы взяли с улицы. Многие были искалечены – не только физически, но и морально.
Последним у нас появился лабрадор. Нашли его с перерезанным горлом, так что была видна аорта. В таком состоянии он скитался по улицам несколько дней. Волонтеры сделали ему операцию, но начался некроз. К счастью, собаку удалось вылечить, и теперь она живет у меня.
Вторую собаку, Ладушку, тоже подобрали с улицы в мороз. Она боялась всего. Видимо, её били. Сейчас это очень ласковая собака, спортивная. Обожает всех, даже кошек.
С животными хорошо жить, они приносят много радости. Я считаю, что если человек взял котёнка или собаку, то должен за них отвечать. Жаль, что многие этого не понимают. Животные всегда благодарны, всегда искренни. Это очень помогает переживать трудности в жизни.
Анастасия ГАВРИЛОВА
http://inruza.ru/kartiny-talant-i-11-koshek