"Зеленый кабинет" Петра Замойского в Старой Рузе.
Из воспоминаний сына писателя Л.Замойского
Сын писателя Петра Замойского - Лоллий Петрович Замойский - известный журналист-международник, итальянист, исследователь эпохи Возрождения. В 70-х годах работал спец.корром "Известий" в Риме, в 80-х – собственным корреспондентом "Литературной газеты" в Париже.
Автор книг "Итальянские фрески" (1973 г.), "За фасадом масонского храма" (1990 г.), литературный редактор шеститомника «Очерки истории внешней российской разведки». Им написаны эссе «Жертвоприношение Тарковского» и «Итальянская одиссея «Доктора Живаго»».
Сын писателя - Лоллий Петрович Замойский ((1929—2004)
Еще в 1928 году Петр Иванович Замойский побывал в рузских местах. Тогда вместе с А.С.Новиковым - Прибоем, И.С.Рахилло, Мусой Джалилем и мордовским писателем Н.Эракаем он участвовал в организации первой писательской коммуны, которая обосновалась в Малеевке, где народник Лавров предоставил свою уютную усадьбу писателям. Писатели жили в складчину, читали друг другу написанное, критиковали, советовали. В свободное время гуляли по окрестностям.
Тогда-то отец и «приглядел» Старую Рузу. Зимой 1935 года он взял меня в Малеевку, в уже хорошо обустроенный дом творчества, с прекрасной библиотекой и бильярдом. Но его тянуло к местам менее шумным. И в 1936 году вместе с дедом, Павлом Васильевичем Ковалевым, они затеяли строить дачу в Старой Рузе. Договорились с колхозниками, и они выделили бугор, поросший соснами. В селе Вертошино закупили сруб. Помогал его выбирать старожил Старой Рузы Сергей Петрович Бородин (Амир Саргиджан), автор романа "Дмитрий Донской".
Место было исключительное — напротив стояла красивая церковь, со светелки дачи открывался захватывающий вид на речные дали.
Москва-река близ Старой Рузы
Стояла дача на отшибе. И так всем нравилось это место, что вскоре рядом отстроились Моисей Георгиевич Громов, Анна Караваева, Михаил Пришвин, критики Ряховский и Овчаренко. Если прибавить сюда сестер Лавровых и драматурга Попова, то образовался солидный писательский "хутор".
Для отца Старая Руза стала родным домом. Он жил здесь и зимой, а летом дед в кустах поставил ему для работы стол и назвал его торжественно "зеленым кабинетом". Устав от работы, отец помогал деду на огороде, взламывая ломом окаменевшую глину, подвозя землю, опилки, песок.
Иногда отец водил нас за грибами. И никогда не терял дорогу, хотя был степняком. Помню, как метров за тридцать он уже видел гриб и указывал мне направление, предупреждая "не наступить".
Вечерами дед с бабушкой затевали самовар, играли в лото и карты. Отца развлекал процесс игры. Он надевал свои выпуклые очки и, готовясь объявить ход в лото, смотрел поверх очков с превеликой серьезностью, отчего все мы начинали смеяться.
Зимой 1941 года я приехал к нему на каникулы, накатавшись на лыжах, отогревался на лежанке в кабинете отца. А тот редактировал последний вариант автобиографической повести "Молодость". Приходил весь в инее дед и тонким голосом дипломатично спрашивал: «Петя, тебя можно?» Отец был строг, когда писал, но когда редактировал, его не смущали вторжения. "Чего тебе, отец?". "Там тебя один мерзавчик дожидается".
Мерзавчиком он называл гигантский сосновый пень, который никак не хотел подчиниться Павлу Васильевичу, вогнавшему в него десяток клиньев и два топора. Отец брал колун и в два "писательских", как он говорил, удара разламывал пень. Дед довольно крякал и добивал поверженного противника.
"Молодость" была набрана. 20 июня 1941 года отец должен был получить за нее гонорар, но решил поехать попозже. А позже была война. Издание остановили. Я остался в Старой Рузе и посещал школу, пока 5 сентября директор А. Жаворонков объявил, что занятия прекращены, надо помочь колхозу.
Мы с радостью отправились убирать капусту, а колхозники с удовольствием кормили нас, поили молоком. Над Старой Рузой шли воздушные бои. С июля начались налеты на Москву и каждую ночь над головами жужжали "юнкерсы". Один бой закончился так, что фашиста сбили, и он в дыму грохнулся в междуречье Рузы и Москва-реки. Двух живых немцев окружила толпа, спрашивали, зачем они полезли на страну рабочих и крестьян.
Немец отвечал, что "прежде всего он немец, а потом уже – механик и обещал Сталину "капут", то есть быстрый конец.
В самом деле, по ночам уже слышалась канонада. Отец хотел пойти в партизаны, но М.Громов убедил его, что инвалиду первой мировой войны партизанить будет трудно. Дед с бабушкой тут же проводили нас в Москву, а сами сидели до последнего, едва успев проскочить перед носом у немцев. Те, как известно, расстреляли нашего директора А.Жаворонкова. (Около его могилы находится сейчас мой участок).
После войны отец и дед были очень рады, что дача уцелела, а ее фундамент из бутового камня даже выдержал удар немецкой мины. Отец приводил к жизни замерзшие яблони, огород выручал от голода. Но ездить было сюда трудно, попутки ходили не часто. Из-за этого уехал М.Пришвин и другие, а А.Твардовский, которому отец помогал найти участок для дачи, не решился на покупку.Правда, в наших рядах прибыло — в рузских местах поселился друг отца писатель Ф.Каманин, его дети.
В 1947 году, после смерти деда, дача легла целиком на плечи П. Замойского и он продал ее. Было очень жаль уезжать из Старой Рузы, где так плодотворно работал отец ("Молодость" вышла после войны под редакцией — А.Фадеева и на ней значилось "Москва — Старая Руза"). Здесь же отец заканчивал редактирование повести "Подпасок", продолжил незаконченный роман о военных буднях деревни "Источник сил". А затем решил завершить автобиографическую трилогию романом "Восход". Заканчивал он его все в той же Малеевке.
Судьба не благоволила отцу. Арест в 1938 году, затем война, замораживание издания "Молодости" на целых шесть лет. Но одно несомненно — воздух Старой Рузы, ее леса и холмы были благотворны для его творчества и здоровья. Да и физический труд помогал одолевать нагрянувшие недуги. Отец последние годы жил у А. Богачева в Вертошине, посещал старорузские места, сохранив к ним любовь и привязанность.
Я не мог устоять перед притяжением этих священных мест и обзавелся участком, который находится недалеко от нашей бывшей дачи и рядом с дачей М.Громова, где живет мой старинный друг Николай Моисеевич Громов, который после войны поднимал на тракторе местные пашни, напичканные снарядами и минами.
Л.ЗАМОЙСКИЙ, Москва — Старая Руза, 1996 год