В апреле 1918 года в Рузский Совет крестьянских, рабочих и солдатских депутатов поступило заявление от духовенства Рузы, в котором объяснялось, что наложенный на священников несправедливый налог не может быть выплачен, так как почти составляет или даже превышает их годовой доход.
Заявление подписали Рузского Воскресенского Собора протоиерей Александр Воскресенский, Покровской города Рузы церкви священник Иоанн Крутяков, священник Борисо-Глебской гор. Рузы церкви Александр Федоров».
Терпеть такие выходки со стороны «отжившего класса» новая народная власть не могла. «На ковер» был вызван протоиерей Александр Воскресенский. Вот что писал он сам:
«23 апреля ко мне явились двое солдат и заявили, что меня приказано взять. Прибыв в комиссариат, я спросил находившихся там о причине моего необычного вызова. Председатель Совета Скворцов объявил, что меня не звали, а что я сам должен был придти к нему и войти с ним в соглашение, на что я возразил, что я в этом не видел никакой необходимости. Тогда, Скворцов начал меня «распекать и разносить», называя «попом» и обращаясь на «ты». Я заявил, что грубостей выслушивать не буду и уйду, но Скворцов заявил, что он «обращается так со всеми гражданами». (Свидетель Миронов на следствии показал, что по адресу председателя Скворцова отец Александр допустил следующее выражение: «таких дураков в председатели не сажают».)
Скворцов велел меня задержать. «Сейчас я с тобой расправлюсь, арестую, ведите его в другую половину, а я буду звонить по телефону». В другой половине находился комиссар юстиции Агальцов. Придя туда, Скворцов потребовал: «Составьте протокол, что Воскресенский оскорбил председателя совета рабочих, не признает советской власти и не подчиняется ей». И я 23 апреля, около полудня, был заключен в Рузскую тюрьму в одиночную, страшно загрязненную камеру, которую предварительно нужно было очищать от грязи и набросанных окурков. В тюрьме меня заставляли исполнять грязные работы (приносить со двора и выносить во двор «парашу»), что я и исполнял.
На третий день в камеру ко мне пришел комиссар юстиции Агальцов и предъявил мне опросный лист с четырьмя пунктами, которые я процитирую по памяти:
1. Признаю ли я и подчиняюсь ли власти совета народных комиссаров?
2. Признаю ли себя виновным в том, что в целом ряде проповедей с церковного амвона призывал к низвержению советской власти?
3. Признаю ли себя виновным в том, что был составителем или редактором резолюции прихожан от 2 февраля?
4. Агитировал ли я среди учеников высшего начального училища, что Закон Божий необходим?
Я ответил, что против власти никогда проповедей не говорил. По заповеди Христа Спасителя, повелевшего учить верующих всему, чему Он учил, я по долгу пастыря не только в высшем начальном училище, но всегда и всюду говорил и буду говорить, что познание Закона Бога для православного христианина необходимо, ибо в этом познании наше вечное спасение.
Затем комиссар юстиции принес мне лист с заготовленным текстом подписки о том, что я обязуюсь не произносить проповедей против правительства. Дать подписку я отказался. Я приписал примерно следующее: «Если политика народных комиссаров противорелигиозна, то проповедник непременно столкнется с этой политикой, так как он стоит на другом основании – на основе веры. Так, если проповедник на основании законов веры будет доказывать, что Закон Божий для православного христианина необходим и должен занимать первое место в школе, а комиссары Закон Божий изгнали из школы, то его можно будет обвинять в проповеди против советской власти. Еще пример. Советская власть имеет ввиду праздновать с процессиями и музыкой, с привлечением даже учащихся детей, 1-е мая, а проповедник будет говорить и доказывать, что 1-е мая падает на великую Среду, когда Церковь вспоминает предательство Иудою Господа, и будет призывать верующих наполнить в этот день храмы для молитвы и священных воспоминаний и указывать на неуместность какого бы то ни было ликования в этот день, опять его можно обвинить в противлении действиям советской власти. И таких примеров можно указать много. Почему я и воздерживаюсь дать требуемую подписку».
Продолжение следует.
Василий Голиков
Фото из архива музея
