Накануне 70-летнего юбилея Великой Победы поисковики рузского отряда «Надежда» во главе с депутатом Совета депутатов сельского поселения Старорузское Ольгой Барышевой провели кропотливую работу в архиве Московской области.
Целью исследования было установление погибших мирных жителей во время оккупации рузской земли. Из «Актов о злодеяниях немецко-фашистских захватчиков», хранившихся в партийном архиве МК и МГК ВКП(б), поисковикам удалось установить 104 жертвы бесчеловечного фашизма.
Среди тех, кто принял мученическую смерть на своей земле от рук немецко-фашистских захватчиков, были учителя И.Н. БАЛАШОВ, А.В.БУЛЫЧЕВА.
Сегодня рассказ о председателе сельского совета Пелагее Петровне ДАНИЛОВОЙ (1900 - 17.12.1941) , жительнице деревни Лукино со слов очевидца тех трагических событий М. ХРОМУШКИНОЙ.
Текст для публикации в газете «Красное знамя» (1967 г.) подготовила замечательная рузская журналистка Зоя ВАРИЧ.
Под дулами пистолетов
Расскажу я вам, друзья мои, о Петровне нашей, что жизнь свою светлую да справедливую за нас, за детей наших положила. Как вспомню, какую она смерть лютую от врага окаянного за землю нашу советскую приняла,—в глазах темно становится и сердце жгучей раной открывается. Трудно мне говорить об этом, но должна я превозмочь себя и рассказать о Пелагее Петровне Даниловой, потому что не было для меня человека в нашей деревне роднее, чем она.
Перво-то-наперво увидела я Петровну на колхозном нашем соб¬раньи. Сидела она с краешка сто¬ла, сидела скромно, ничем приметным среди других не выделялась. Лицо обыкновенное, худощавое, волосы стрижены коротко и собраны гребенкой. Одета, как сейчас, помню, в простое сатиновое платье, но каждая складочка на нем аккуратно отутюжена. Порядок-то, как я потом узнала, Петровна любила во всем.
Сидит она этак в президиуме, а сама на всех нас поглядывает, будто думу за всех думает. Я-то, как человек в колхозе новый, в ту самую пору не знала, кто это сидит, вот и любопытствую потихоньку у соседки:
- Кто такая будет?
- Председательша сельсовета нашего,—отвечает та мне.—Данилова Пелагея Петровна. Хоть и строга, но справедлива.
Справедливость Петровны я почувствовала в тот же день, когда в просторной избе Кланьки Журавлевой говорили мы о колхозных делах. Я, конечно, не говорила. Я все больше слушала, потому как только приехала в Лукино, только-только вступила в колхоз.
Слушала я всех внимательно. Говорили-то все больше о помощи тем, кто в хлебе нуждается. Заявления я правда, в контору не подавала, но начальство знало, что кормить мне детей нечем. А до урожая нового еще далеко...
И вот, слышу, называют мою фамилию и к правлению обращаются, дать или не дать мне зерна взаимообразно.
Притихли вроде люди, засомневались, должно быть. Не видали еще, знать какая я работница. Потом ясно услышала слова: «Не давать.. Не заработала ещё...»
Сникла я, голову низко опустила, чтобы не увидали люди, как слезы глаза заволокли. А в голове-то мысль одна неотвязная: «Чем детей кормить буду?».
И вот, гляжу, поднимается из- за стола Петровна— высокая, прямая и твердо так говорит:
— У меня насчет Хромушкиной мнение другое. Надо дать ей мешок зерна и без всякого возврата. Может, не знаете вы, как Марья работает, а я, славу богу, сама вчера видела, как она косила. Советую, между прочим, поучиться у нее ловкости...
Гляжу, уж другими глазами на меня люди смотрят. «Быть по-тво¬ему, Петровна, говорят...».
Ну, а мне так хорошо от ее слов стало, что горы свернуть хочется. Лишь бы доверие ее такое большое оправдать. Старалась я потом изо всех сил, на любую работу шла, не считаясь со временем...
Пуще всего, друзья мои, ценила Пелагея Петровна в людях-то трудолюбие, для тех, кто честно жи¬вет да хорошо работает, душу свою отдавала. Да и куском хлеба, бывало, делилась последним.
Помню, однажды не из чего было спечь даже коврижку хлеба. А она, Петровна-то, тут как тут. Стоит под окном, в руках в платке белом завернуто что-то.
«Хромушкина, — говорит,— (она нас, бывало, по фамилии называла), возьми вот хлеба». И протягивает кулек этот самый...
А в другой-то раз приносит мне квитанцию: «Самообложение за тебя заплатила. Знаю, денег у вас сейчас нет. Ну, да хотя и будут, отдавать мне не вздумай. Мне-то, одной, много ли надо...».
Вот она какая была, председательша-то наша. Доброты непомерной. Мы все были для нее семьей, нашей советской семьей.
А уж утешить могла Петровна да развеселить, коли на душе муторно — не каждому дано такое. Мужик-то мой, бывало, любил к бутылке приложиться. Не то, чтобы в дом, из дому норовил взять. Одним словом, радости было мало. А она, как придет, расскажет что-нибудь смешное,—уж и жизнь другой становится. Любили мы ее до слово теплое, за шутку острую.
Были, конечно, у Петровны и недруги, кого она и сама не щадила: лежебоки, хулиганы или люди, на руку не чистые. Только не боялась она никого, потому как интересы советской нашей власти защищала, линию партии во всем держала и по партийной совести работала. Одна она была у нас в ту пору коммунистом на всю деревню, но правду да силу нашей партии и планы ее большие мы через Данилову хорошо чувствовали.
Жизнь наша а гору пошла, колхоз год от года богател. И вот, в один день, в один час пришел этому конец. Лютый враг, фашист проклятый, на нашу землю пошел.
Не успели мы свой первый ужас пережить, как он уж наши поля стал топтать, село грабить да мирных людей губить. Страху за себя натерпелись, а за нее, за Петровну, еще пуще страшимся.
—Ты бы, Паша говорим мы ей, —в нищенку оделась, да к своим пробивалась. Уж за домом-то мы твоим присмотрим, не беспокойся...
А она в ответ лишь одно твердит:
— Не пойду я от вас. Что вам — то и мне. Вместе беду переживать будем...
Да и то сказать, с ней даже как-то спокойнее. Советская власть с нами! Все она вроде бы на своем посту: кого словом подбодрит, кому весть хорошую принесет и надежду вселит. А ночью, под самым носом у немца, воинам нашим советским помогает выйти из окружения.
С Петровной-то была у нас вера крепкая, что придет фашисту погибель, не видать ему победы на земле русской. Так оно и случилось. Погнали убийц фашистских от Москвы. Стали они уходить и из деревни нашей. Но вот тут-то и наступил для нас всех тяжкий час. Стали нас, и молодых, и старых, и детей малых, выгонять из домов на мороз лютый. Под оружием погрузили на подводы, чтобы в неволю послать.
Мы-то с Варварой Степановой от наших отбились как-то и в растерянности в другую сторону пошли. Смотрим, возле крайней избы, где клуб был наш и где штаб эсэсовцев размещался, Петровна стоит и два немца ее охраняют. Донес, видно, на нее негодяй какой.
— Петровна, —кричит Варя, и подбегает к ней, — иди скорей за нами...
Только она так сказала, как эта самая охрана на нас с прикладами налетела и прочь нас погнала. Обернулась я еще раз. Стоит она, бледная, глазами нас провожает...
Возвращение домой, Руза, январь 1942 г.
Вернулись мы в Лукино уже в январе, а выгнали-то нас на Николин день, 19 декабря. Сразу хватились Петровны. Стали ее всюду искать. Но никаких следов не нашли. Отлегло немножко от сердца — значит, думаем, — спаслась наша председательша. И взялись все за свои дела. У каждого своего горя — на телеге не увезешь. Избы многие без крыш, без стекол да без дверей. Есть нечего.
А потом подошло время поля пахать, да колхоз поднимать, словом, надо было жить и фронту помогать. Наступил май. Мы то, бабы,—все больше в поле находились. Ребятишки, что побольше,—те тоже нам помогают, а у малышат— свои дела да игры. В лес бегут птах посмотреть и подснежников нарвать...
Работаем мы, и вдруг слышим кричат дети:
— Тетя Паша лежит в лесу убитая.
Кинулись мы к тополям, куда мальчики указали, и увидали Петровну. Вся-то она изломана да изувечена штыками. Тридцать три раны насчитали... Она и смертью своей показала нам, как за землю родную советскую надо жить и умирать.
Обрядили мы ее в свои одежды, я платочек свой повязала, и похоронили всей деревней в центре села. Могилу-то ее в ограде и памятник со звездой вверху, как на могилах наших бойцов,—со всех сторон видать. Будете в наших краях, поклонитесь Петровне. За всех нас она жизнь свою отдала, за то, что-бы мы с вами жили свободно и счастливо.
Нынче, когда мы все вот-вот будем пятьдесят лет родной своей Советской власти праздновать, давайте украсим могилу нашей Петровны, могилы всех солдат цветами. И давайте всеми силами бороться за мир, чтобы никогда на повторились больше прошлые ужасы. Это говорю я, простая русская женщина.
М. ХРОМУШКИНА.
д. Лукино Рузского района, 1967 г.